Солдатская сага - Страница 33

Мы устроили еще одну засаду. Ловушка простояла всю ночь и весь день… Но — безрезультатно. Мы сменили засохшую приманку. На следующее утро встали и слышим — писк. Откинули полог, смотрим: сидит светленькая пеструшка (по глубокомысленному заявлению Катаева — «черепаховый окрас» размером вдвое меньше своего предшественника и, попискивая, за обе щеки уплетает здоровенный кусок плавленого доппайкового сыра. Под хвостом ничего не выпирает — девочка. Шурик Хрипко тут же прошелся насчет бабской выживаемости и подкинул ей еще кусочек. Подруга взвода, не моргнув, тут же умяла и его. Завидный аппетит!

Через несколько минут после физзарядки молодые приволокли из оружейки пустой деревянный ящик, как раз под размер клетки. Потом откуда-то появилась стружка, потом кто-то из дедушек снял с собственного дембельского ящика навесной замочек (вот уж действительно — подвиг самопожертвования!), а заместитель старшины роты Серега Кот, до этого самый ярый противник идеи содержания крыс в неволе, построил наряд и торжественно объявил:

— Наряд по роте. Внимание! Если с ящиком, стоящим под «главной» койкой, что-либо случится — вешайтесь до моего появления! Всем ясно?!

Деваху назвали Лариской, и с первой минуты появления во взводе она стала центром всеобщего внимания. Проблем с ее содержанием у нас не было. Офицеры с пониманием отнеслись к очередной солдатской блажи и, трезво рассудив, что клуб юннатов лучше, нежели клуб юных любителей анаши, ничего против не имели.

Запаха от нее тоже никакого не было, да и двое назначенных по уходу за любимицей салабонов исправно меняли опилки. Истощение девчушке тем более не грозило — прожорливостью она вполне могла затмить любого из чмырей, и к лету, обогнав по габаритам незабвенного Васисуалия, стала толстенной, матерой крысой.

В руки Ларочка, правда, так и не давалась. Из металлической клетки ее к тому времени уже переселили в снарядный ящик, и при любой попытке даже просто погладить она падала на бок, угрожающе изгибала шею и раскрывала свой розовый ротик. Два нижних зубика у нее были сантиметра по два каждый, и нам на всякий случай каждый раз приходилось отдергивать руку. А так ничего ласковая девочка была…

Однажды нам пришлось серьезно поволноваться за свою боевую подругу. В очередных поисках уклоняющихся от святая святых — физподготовки сачков-старичков, в расположение взвода нагрянул Морпех. И надо же было такому случиться, что ротной «дытынке номер один» Геночке Чернобаю именно в это самое время приспичило в Ларочкином лежбище сменить опилки. Генуля схлопотал пару приличных тумаков и пулей вылетел на кросс. А комбат почему-то задержался…

Мы стояли на передней линейке и мрачно рисовали в своем воображении, что может статься с ненаглядной Ларочкой после встречи с Морпехом.

Первым терпение лопнуло у Косого. С присущей ему бесшабашной дерзостью он ринулся в палатку. Влетев на полном ходу внутрь, он благоразумно остановился у самых дверей и что было сил гаркнул:

— Товарищ капитан! Разрешите начинать утреннюю зарядку?!

Комбат, пораженный столь идиотским вопросом, некоторое время с интересом рассматривал камикадзе, потом, видимо, понял суть происходящего, встал с корточек, медленно расплылся в понимающей улыбке и молча кивнул головой.

Когда Косой отдышался и пришел в себя, то с удивлением выдал нам:

— Заскакиваю… А он сидит перед ней, тычет палец в ящик и говорит: «Уси-пуси…»

Вот уж точно — пронесло!

Но вскоре выяснилось, что кроме Морпеха были у Лорочки и другие ухажеры. Частенько по утрам возле ее ящика мы находили жесткие катышки ночных посетителей, что служило неистощимым источником для шуточек: «Наша цаца лучше всех!» Были даже выдвинуты идеи о продолжении крысиного рода, но потом по соображениям безопасности (а ну как заразится!) мы их отбросили.

Но весной мы Ларочку потеряли. Рота ушла на большой «прогон», а когда через три дня вернулась, насмерть перепуганные дневальные доложили: «Вчера утром открыли ящик, а она готова!»

Пухов, узнав о происшествии, моментально оценил, чем для остававшегося в роте наряда это ЧП может окончиться. Он экстренно построил третий взвод и прочел лекцию о том, что мы, мол, сами виноваты — закормили животное до безобразия, а теперь ищем виновных. Под конец Пухов пообещал «угомонить» любого, кто попытается наказать духов. Отдельно ротный поговорил и со Звонаревым. Серега, естественно, и от себя добавил парочку милых сердцу каждого дедушки обещаний…

Молодят (а весь третий мотострелковый был совершенно уверен в их прямой вине), конечно же, все равно немного побили, но вполне «гуманно». Ни с Пуховым, ни, тем более, со Звонаревым никто по-крупному ссориться не хотел. Офицеры, в свою очередь, тоже оценили сдержанность дедушек и приводить свои угрозы в исполнение не стали.

* * *

Потерю «боевой подруги» мы переживали довольно болезненно. И вполне возможно, что молодята почувствовали бы эти наши переживания на своих шеях, но вдруг в нашей роте объявился толстенький, забавный щенок.

На третий или четвертый день очередного рейда «замок» первого мотострелкового Вовка Блохин в одном из кишлаков вовремя пристрелил кинувшуюся на него огромную псину. Звероподобный волкодав оказался кормящей сукой. Полазив по закромам, ребята нашли упитанного месячного «цуценя». Маленький — не маленький, а уши и хвост заботливый хозяин оттяпать ему уже успел.

Кобелька отнесли на сто сорок первый командирский «борт» и после бурных дебатов назвали его в честь радиопозывного, установленного для четвертой МСР на время проведения операции — Орех.