По легенде (а назвать историей жизни этот путь — язык не поворачивается), он призвался в ТУРКВО четыре с половиной года назад, чуть ли не в 78-м. Дослужился до деда. Потом кого-то не так замочил. Попал в дисбат. Отсидел непонятно сколько, вышел и вновь пошел по новой. Короче, тайна во мраке. Я лично слышал, что в дисбат по два раза не ходят отправляют в зону. Пересказываю, что говорили. В результате, переболев гепатитом (он еще и болеет?!) попал уже дембелем сюда, в Азадбаш. Ждет отправки в часть и домой.
Единственное чувство, которое его согревало по жизни, я уверен, была дикая, жгучая и неиссякаемая ненависть ко всему. К армии, офицерам, солдатам. Ко всем солдатам, это очень важно! Он был настоящий интернационалист и, как бы это обозначить — социумо-ненавистник. Он ненавидел молодых и дедов, махру и десантуру, русских и узбеков — всех. Перед ним все были молодые, все были русские, и все были свинари. Он плевал на земляков, афганцев, местных, офицеров — на всех! И еще — у него не было правил. Ложил он на них! Даже не так — Рустам был вне правил, он, наверное, просто не подозревал о существовании такого понятия!
Первое, что он сделал, прибыв в роту — с двух ударов в голову увалил на кучу битого стекла одного из лидеров местных дедов. Тот, видите ли, должным образом, и что немаловажно — быстро и внятно не объяснил старшине, почему гвардии старший сержант ВДВ и дембель вместе со всеми не отскребывает полы. А когда тот неуклюже попытался встать, Рустам добавил сверху — всей подошвой то ли ударил, то ли вдавил голову десантника в стекло. Это знаменательное событие (пострадавший — редкая сука) произошло в пяти метрах от меня. Мы подхватили окровавленного дембеля и уволокли (на руках!) в гарнизонный госпиталь. Того, что было очевидно для всех, Рустам, по-моему, просто не понимал.
Второе — зверски, вновь до госпитальной койки, изуродовал трех представителей азиатско-кавказкой коалиции, подошедших прямо на вечернем разводе к нему на переговоры. Сначала грохнул парламентеров прямо перед строем, потом отфутболил всласть, потом закончил развод — «отбил» роту и лишь потом гордый ушел с линейки, подразумевая: «Можете забирать свою падаль!»
Что мы, уже сплоченная невзгодами троица, прочувствовали и передумали в эти минуты — рассказывать, наверное, глупо. Только, как оказалось — зря. Этот демон пустыни действительно оказался спасителем духов «седьмой».
Все просто. Ты и так все время пашешь, как богом проклятый осел. Тебя и так лупят и грузят и днем, и ночью. Ты глаз от земли не поднимаешь, слушаешь смиренно. Всегда четко и быстро, очень короткими и всем понятными фразами отвечаешь на любые вопросы. На кой ты нужен Рустаму? Он спросил — ты отрапортовал. Он тебя понял и послал. Ты отдал честь, сказал «Есть» и бегом! а не вразвалочку, ретировался. Что с тебя ему еще нужно? С дедами сложнее. Их ведь никто не отменял. Ладно, перед Рустамом, положим, дед, помня, как он сам когда-то шерстил, прогнется. А свои? Свои шакалы? Такие же… Вот тут рулетка! В этом-то и было спасение: пока они играли — мы жили!
Да здравствует захватывающая игра: «Кто нарвется на Рустама»!
Выхватывания по поводу и без сократились, но их все равно хватало — с головой. Все, что рассказывали про Мирзу, было только половиной правды. По-моему, это был просто больной ублюдок. Худое, невысокое, чернявое, желтомордое и злобное существо. Законченный садист и славяно-ненавистник. Это вообще-то нечасто встречается, я имею в виду явные и нескрываемые выражения неприязни именно по национальному признаку, к «господствующей расе». Но и без своего расизма Мирза был просто кошмарным существом. Сочетание внешнего убожества чмыря и изощренной жестокости восточного деспота непереносимо.
Я не бодибилдер и не ценитель мужских попок, но когда у парня, у худющего парня! плоский, но отвислый, как у овцы, зад, впечатление такое, как будто у него там насрано. Чмо!
Как-то заметил по дороге в столовку интересную особенность. У нормальных людей сапоги обхватывают икроножные мышцы, у этого урюка — нет. Ноги, как у затравленного чмыря-недомерка, с чужими стоптанными сапогами на три размера больше, телепались внутри голенищ. Показал взглядом Толяну, тот проникся, просиял, толкнул Славу. Наш правильный друг, вместо того, чтобы получить маленькое, но честно заслуженное моральное удовлетворение, только шикнул на нас и сделал зверские глаза.
Понятно, пацан пахал как все, а выхватывал за двоих. Не выучил еще простой армейской премудрости — кто много делает, тот чаще ошибается. А ошибок здесь не прощали. И вообще — никому и ничего не прощали — не существовало здесь такого понятия, как милосердие.
Вот Слава — чистый пример. Выхватывал от Мирзы и его холуев с утра и до вечера. Потом шел к своим, и тут же получал пару колобах от десантуры: «Ты че, бык, не врубаешься?! Ты скоро у своих черных сосать, бля, будешь! Десантник х…в!» А сами, герои хреновы? Да ладно, и так все понятно…
На следующий день Мирза от души потешался над «рюсський пидарас» и находил пару дополнительных поводов для внеплановых работ и мордобоя.
У меня тоже проблемы начались. Взрослые проблемы. На нервной почве. Перестал спать. Не так чтоб совсем. Но запросто мог уснуть под утро. Как потом ходил полусонный, да еще и успевал «включаться» в кризисные минуты ума не приложу!
Толян, который сам по себе, и Слава, который тормоз, пацаны… вас тоже до смерти не забуду! Сколько раз прикрыли, сколько раз спасли…
Тут же как, как на скотобойне. Пока тащишь лямку — живи, скотина. Ослаб, упал — на живодерню! Слабого — добить! Ну и что — устал, ну и что ноги все сапогами отбиты? Не можешь — вешайся!