Солдатская сага - Страница 92

После окончания траурных речений заревели трубы военного оркестра, и роты пошли строем мимо тел и приспущенного знамени полка. Тем временем раненых уже успели погрузить в вертолеты.

Шурик и Гора под видом переноски тел умудрились сбежать с построения и в течение всей процедуры прощания с «доблестными сынами Отчизны, сложившими головы за правое дело…» просидели с ранеными в «восьмерке».

— Слушайте, мужики! — Наколотый Валера стал неестественно бодр и чересчур разговорчив. — Поедете на дембель — заваливайте вначале ко мне! У меня хата своя, большая. Водочкой — заранее запасусь. Посидим, железки обмоем, чтоб не заржавели. Ребятишек помянем. Вон тех козлов, — он указал головой в сторону кучки высших офицеров штаба, — безмозглых, как следует обложим! А? Мужики? Приезжайте!

— А чего, приедем! Да, Гора?

— Конечно! Все равно по пути. Мне от Харькова восемь часов на автобусе — и дома. Я точно приеду!

— И ты, Шура, приезжай, обязательно! И Мыколу тащи, и Братуся!

— Да уж, этого урода пока раскачаешь!

— Я тебя умоляю! Да ты мертвого раскачаешь и замахаешь в придачу, если захочешь! Да, Гора?!

— Все весело заржали.

— Ну, так как, братаны? Обещаете приехать?

— Сказали — приедем, значит, приедем! — за двоих ответил Шурик.

— Через несколько минут после окончания построения восемь носилок с трупами засунули во второй «головастик», и вертолеты, отстреливая ракеты, стали кругами подниматься над перевалом. Наколотые анальгетиками и димедролом раненые почти моментально уснули, а осиротевшая четверка, отстав от роты и вольно покуривая на ходу, обсуждала возможность проведать Валеру после дембеля. Сошлись на том, что ничего «военного» в том нет, и решили вначале ехать в Харьков, а уж потом — по домам.

Глава 25

Прошедшие месяцы пролетели для Саши незаметно. Жизнь шла своим раз и навсегда установленным чередом. Он уже успел стать дедушкой, и о событиях годовалой давности ему редко кто напоминал.

Саша теперь считался одним из самых опытных солдат взвода. Держался он у себя в палатке особняком, перед офицерами не заискивал, со своим призывом был настороже. И когда один из новоиспеченных, круто слепленных дедов попытался, было восстановить во взводе старые порядки, (мы пахали — теперь их черед), Саша не вполне удачно опустил на его голову тяжелый самодельный табурет…

Дед отделался легким сотрясением мозга, десятком швов на темени, синяком во весь глаз — «презент на память» от ротного — и семью сутками в соседней камере. Саша же отсидел на «губе» всего трое неполных суток.

Несмотря на столь короткий срок наказания, для Саши это были самые тяжкие дни за минувшие полгода.

Его никто не бил, не унижал и не припахивал. Как и положено старослужащему он тихо и мирно отсидел свой законный троячок. Но в это время на губе сидело трое «предателей». Одного вида этих забитых, доведенных до полной потери человеческого облика, совершенно раздавленных существ, которых на «губе» уверенно убивают, было для Саши достаточно, чтобы впасть в глубокое уныние.

Троих, еще и года не отслуживших солдат, взяли с поличным на одной из точек в момент, когда они обменивали свой очередной цинк патронов на партию гашиша и безделушки. Начинающих бизнесменов, скорее всего, кто-то просто-напросто заложил. Их сразу привезли в полк и запихали в «тигрятник». Пока «торгаши» находились под следствием и надежным контролем, все было ничего, но далее особисты что-то там переиграли и приняли новое решение — хорошенько показать личному составу части, что иногда случается с «изменниками». Их перевели в отдельную камеру карцерного типа и закрыли глаза на происходившее далее. Нетрудно догадаться, что именно с ними стало происходить…

Боевые роты, не будучи на операциях, обычно друг за дружкой заступавшие в караул, незамедлительно припомнили «торгашам» все, начиная от убитых и раненых товарищей: «Вашими же патронами, подонки…» — и заканчивая собственной тяжелой жизнью. Даже и не били. Просто подбирали на весь день особо «потешную» работенку — и побоев не надо, чтоб удавиться!

Ну и, конечно же, особенно отличалась в «гуманном» отношении к арестантам имевшая, к слову, самые большие потери в полку, наиславнейшая разведрота. Именно ее выводные ввели практику (в дальнейшем подхваченную остальными караулами) в течение всего дня не отпускать заключенных в туалет, а среди ночи выводить на площадку перед камерами и заставлять бежать на одном месте до тех пор, пока и большая и малая нужда не будет справлена прямо в штаны. После чего закрывали в одиночке до самого утра.

Вскоре «торгашам» подыскали и вовсе «уморительную» работенку. Кто-то из пятой мотострелковой приволок на губу шестиведерный алюминиевый бак с тонкими стальными тросиками вместо ручек. В то же вечер с кухни стащили пятилитровый черпак на длинной ручке.

С самого подъема следующего дня трое несчастных уже черпали им содержимое общего туалета и несли неподъемный бак вокруг всей караулки и тут же вываливали свою ношу назад в туалет, правда, уже с другого конца.

Один раз «торгаши» схитрили и как бы невзначай опрокинули «почетный груз» прямо посреди двора. За эту хитрость тут же были избиты этим же черпаком без всякой пощады и долго убирали зловонную жижу голыми руками.

Через несколько дней из-за невыносимой вони и страшных нарывов, образовавшихся на искромсанных стальными тросиками руках, «ассенизаторские работы» прекратили.

Неизвестно, на сколько бы несчастных хватило, но один из «предателей» найденной где-то в мусорнике консервной банкой из-под сгущенного молока вскрыл себе вены на обеих руках. Перепуганные сокамерники подняли дикий крик. Солдата успели вовремя доставить в медсанчасть, а там уж умереть ему не дали.